Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 110 стр.

не станет приемлемой и правильной. В самом деле, я обнаружил, что существуют не
общеупотребительные       мыслительные     средства,   которые    легко   становятся
промежуточными символами в процессе кристаллизации математических идей.
Однажды во время острой пневмонии я бредил и испытывал сильную боль. Но
галлюцинации, порождаемые моим бредом, и болевые ощущения ассоциировались в
моем сознании с некоторыми преследовавшими меня трудностями нерешенной
проблемы. Я отождествил свои страдания с теми реальными мучениями, когда
чувствуешь, что ряд идей должен гармонировать между собой, ни никак не удается
соединить эти идеи вместе. Именно это отождествление прояснило проблему в той
степени, что позволило мне во время болезни существенно продвинуться в её решении.
     Но моя жизнь в Геттингене не сводилась только к научной деятельности. Я
нуждался в занятиях на свежем воздухе, а потому совершал длительные прогулки со
своими английскими и американскими коллегами в леса к югу от Геттингена и в район
Ганновер-Мюнден. Мой любимый ленч может показаться трудно перевариваемым, но
он был восхитительным и вкусным: бутерброд с тильзитским сыром, маринованный
укроп, стакан легкого пива и малиновое мороженое.
     В Геттингене можно было увидеть массу интересного. Недалеко от нашего
любимого купального места на реке Лайне на Walkenmuhlenwiese лугу проходили
ярмарки. Мы с восторгом смотрели представления и слушали зазывал; все это было
похоже на карнавал в Новой Англии, хотя и происходило на незнакомом фоне. Я помню
различные сорта пива, которые украдкой пробовал в местных кафе-автоматах, и баню с
номерами разных классов и большими полотенцами в более дорогих номерах. Помню
двухчасовые занятия и маленький буфет, в котором мы покупали сэндвичи и сухое
печенье во время пятнадцатиминутного перерыва.
     Летний семестр заканчивался, и надвигавшаяся буря Первой мировой войны
заявила о своём приближении со страниц газет, извещавших об убийстве в Сараево.
Последовавшие за этим неловкие дипломатические акции не способствовали разрядке
напряженности. К счастью, я намеревался возвратиться в Америку и уже заказал билет
третьего класса на пароход Гамбург-Америка.
     В Геттингене я извлек для себя много полезного. Мои контакты с философами не
были вполне удовлетворительными. Я не обладаю тем складом философского ума,
который свободно чувствует себя в абстракциях, если от них не переброшен мостик к
конкретным наблюдениям или вычислениям в какой-либо области наук. От математиков
я тоже приобрел сравнительно мало на формальных курсах. Курс Ландау по теории
групп был трудным прохождением сквозь нагромождение частностей, справиться с
которым я не смог. Курс Гильберта по дифференциальным уравнениям я смог понять
только частично, но эта часть произвела на меня сильнейшее впечатление своей научной
силой и заложенным в ней интеллектом. Но именно математическое общество больше
всего показало мне, что математика является не только кабинетной наукой, но что её
можно обсуждать и ею жить.
     Помимо этого в Геттингене я научился общаться с людьми подобными себе и от
себя отличными и ладить с ними. Это знаменовало собой важный шаг вперед в моем
социальном развитии. В конечном итоге я покинул Германию, в большей степени
обладая чертами гражданина мира, чем когда только туда приехал. Я могу сказать об
этом с полным правом, хотя не все в геттингенском окружении мне нравилось, и хотя во
время разразившейся за этим войны, я определенно испытал антигерманские
настроения. Тем не менее, когда я снова приехал в Германию в смутное время между
1919 годом и приходом к власти Гитлера, то, несмотря на своё неприятие политических
аспектов, я был солидарен с существовавшими в Германии интеллектуальными силами
и ощущал себя их частью.
     Год, проведенный мною в Корнелле, и два года изучения философии в Гарварде
были продолжением моей юности и периодом постепенного приобщения к