Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 120 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

личностью и превратил свою неспособность произносить звук «р» в довольно приятную
индивидуальную особенность.
Выступление с докладом в математическом клубе являло собой настоящую
тренировку в умении логически и интересно излагать материал. Оригинальность и сила не
ценились высоко. Сила математики состоит во владении инструментарием, традиционным
или иным, который позволяет ему разрешать большую часть ранее нерешенных проблем,
с которыми человек сталкивается в процессе работы. Способность создавать или
развивать методы, адекватные самой проблеме, в тогдашней среде не получало высокой
оценки. В то время не существовало организационной формы, где бы на первый план
ставились интересы передовых ученых, выходящие за пределы интересов новичков-
аспирантов. Хотя с тех пор такая организация возникла в форме математического
коллоквиума, который в настоящее время взял на себя значительную часть функций
математического клуба.
Для физической зарядки я сочетал пешие прогулки с занятиями борьбой в
гимнастическом зале. Борьбаодин из видов спорта, где близорукий человек может
участвовать без чрезмерных физических неудобств. Я никогда не был хорошим борцом,
но был тяжелым и сильным, особенно сильным в плечах, так что для хороших борцов я
служил удобным средством упражнений. Одно время у меня было масса повреждений
кожи от соприкосновения с матом, как в лучших традициях этого вида спорта.
Вернувшись из Кембриджского и Колумбийского университетов, одновременно
вернулся в атмосферу авторитарной семейной дисциплины, которая оставалась почти
такой же интенсивной и всеохватывающей, как и в студенческие годы. Однако появилось
одно отличие: я больше не был учеником своего отца ни по одному предмету. В семье
сохранилось представление о прежней системе отношений, но теперь оно столкнулось с
тем фактом, что я сам зарабатывал, а потому имел право на определенный статус в семье.
Однако лишь много позднее, после своей женитьбы я мог окончательно сказать, что
перестал быть в глазах отца ребенком, от которого требовалось послушание.
Со времени моего возвращения из Европы родители завели обычай устраивать
воскресные чаепития для студентов отца. Приглашались также мои студенты, и
однокурсники моих сестер. Профессорские воскресные чаепитиядревняя традиция, но
её первоначальные цели не изменились. Когда я читаю у Теккерея о профессоре
Флеботоми из Кембриджа и его попытках познакомить своих дочерей с подающими
надежды старшекурсниками, то это описание находит отклик в моей собственной памяти.
Однако я менее всего склонен потешаться над этими чаепитиями, поскольку именно
благодаря им я получил возможность общения, в то время как другие источники были
скудными и мои сестры, так же как и я, впервые встретили своих будущих избранников на
этих вечерах. Я приобрел много навыков поведения в обществе, научился развивать
дружеские отношения и завязывать новые знакомства.
Отец был в Гарварде профессором русского языка, а потому ему на долю выпало
оказывать гостеприимство приезжающим из России. Во время войны их было очень
много; вначале приезжали с миссиями различной степени важности, даже по поручению
Российского правительства, а позднее потянулись беженцы, спасавшиеся от грядущей
революционной бури, и от свершившейся революции. Среди них были мужчины и
женщины из различных социальных слоев. Некоторые имели серьезные поручения, такие
как, развернуть закупочную кампанию в пользу царского правительства. Некоторые
спасали собственную шкуру. Эти молодые элегантные люди приходили на наши вечера,
наигрывая на нашем рояле русские песни и слоняясь по всему дому. Даже среди этих
последних были люди, обладавшие достаточными способностями, чтобы добиться
успехов новой стране, но были и такие, чья связь с жизнью была так тонка, как у пены с
пивом. Некоторое время отец с матерью были польщены социальным престижем хозяев
этих гостей-аристократов и сравнивали их учтивость, изысканность и такт с моей
неотесанностью и неуклюжестью, выставляя меня в невыгодном свете. Однако я все
личностью и превратил свою неспособность произносить звук «р» в довольно приятную
индивидуальную особенность.
      Выступление с докладом в математическом клубе являло собой настоящую
тренировку в умении логически и интересно излагать материал. Оригинальность и сила не
ценились высоко. Сила математики состоит во владении инструментарием, традиционным
или иным, который позволяет ему разрешать большую часть ранее нерешенных проблем,
с которыми человек сталкивается в процессе работы. Способность создавать или
развивать методы, адекватные самой проблеме, в тогдашней среде не получало высокой
оценки. В то время не существовало организационной формы, где бы на первый план
ставились интересы передовых ученых, выходящие за пределы интересов новичков-
аспирантов. Хотя с тех пор такая организация возникла в форме математического
коллоквиума, который в настоящее время взял на себя значительную часть функций
математического клуба.
      Для физической зарядки я сочетал пешие прогулки с занятиями борьбой в
гимнастическом зале. Борьба – один из видов спорта, где близорукий человек может
участвовать без чрезмерных физических неудобств. Я никогда не был хорошим борцом,
но был тяжелым и сильным, особенно сильным в плечах, так что для хороших борцов я
служил удобным средством упражнений. Одно время у меня было масса повреждений
кожи от соприкосновения с матом, как в лучших традициях этого вида спорта.
      Вернувшись из Кембриджского и Колумбийского университетов, одновременно
вернулся в атмосферу авторитарной семейной дисциплины, которая оставалась почти
такой же интенсивной и всеохватывающей, как и в студенческие годы. Однако появилось
одно отличие: я больше не был учеником своего отца ни по одному предмету. В семье
сохранилось представление о прежней системе отношений, но теперь оно столкнулось с
тем фактом, что я сам зарабатывал, а потому имел право на определенный статус в семье.
Однако лишь много позднее, после своей женитьбы я мог окончательно сказать, что
перестал быть в глазах отца ребенком, от которого требовалось послушание.
      Со времени моего возвращения из Европы родители завели обычай устраивать
воскресные чаепития для студентов отца. Приглашались также мои студенты, и
однокурсники моих сестер. Профессорские воскресные чаепития – древняя традиция, но
её первоначальные цели не изменились. Когда я читаю у Теккерея о профессоре
Флеботоми из Кембриджа и его попытках познакомить своих дочерей с подающими
надежды старшекурсниками, то это описание находит отклик в моей собственной памяти.
Однако я менее всего склонен потешаться над этими чаепитиями, поскольку именно
благодаря им я получил возможность общения, в то время как другие источники были
скудными и мои сестры, так же как и я, впервые встретили своих будущих избранников на
этих вечерах. Я приобрел много навыков поведения в обществе, научился развивать
дружеские отношения и завязывать новые знакомства.
Отец был в Гарварде профессором русского языка, а потому ему на долю выпало
оказывать гостеприимство приезжающим из России. Во время войны их было очень
много; вначале приезжали с миссиями различной степени важности, даже по поручению
Российского правительства, а позднее потянулись беженцы, спасавшиеся от грядущей
революционной бури, и от свершившейся революции. Среди них были мужчины и
женщины из различных социальных слоев. Некоторые имели серьезные поручения, такие
как, развернуть закупочную кампанию в пользу царского правительства. Некоторые
спасали собственную шкуру. Эти молодые элегантные люди приходили на наши вечера,
наигрывая на нашем рояле русские песни и слоняясь по всему дому. Даже среди этих
последних были люди, обладавшие достаточными способностями, чтобы добиться
успехов новой стране, но были и такие, чья связь с жизнью была так тонка, как у пены с
пивом. Некоторое время отец с матерью были польщены социальным престижем хозяев
этих гостей-аристократов и сравнивали их учтивость, изысканность и такт с моей
неотесанностью и неуклюжестью, выставляя меня в невыгодном свете. Однако я все