Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 132 стр.

профессор Блисс из Чикаго блестяще использовал новую теорию функционалов. Таким
образом, общество впервые осознало, что мы математики, можем сказать своё веское
слово в этом мире. Однако оно все ещё не считало нас кудесниками, сравнимыми с
химиками и инженерами.
     В этом смысле нам повезло, так как завоеванный нами престиж сказался на
существенном повышении жалования и облегчил поиски работы. Однако власти все ещё
не придавали нам особой важности и не пытались вмешиваться в нашу жизнь и брать её
под свой контроль. Эмерсон не рассказал всей правды о судьбе человека, который
изобретает более совершенную мышеловку. Не только любопытные люди обивают
порог его дома, но однажды на его проклятом богом дворе появляется преуспевающий
представитель Концерна мышеловок, который покупает изобретателя за сумму,
позволяющему последнему отойти от производства мышеловок. Затем этот делец
начинает поставлять на рынок стандартизированные мышеловки, возможно,
включающие некоторые усовершенствования изобретателя, но в самом дешевом и
халтурном исполнении, каким только может довольствоваться широкая публика.
Подобным же образом владелец старого маленького сыроваренного предприятия, как и
его восхитительная продукция, бывают куплены крупными воротилами производства,
которые начинают смешивать данный продукт с продукцией сотни заводов, в результате
вместо великолепного сыра получается нечто неприятное, какое-то подобие
вулканизированного протеинового пластика.
     Во время второй мировой войны и в последующие годы сам успех американского
ученого уготовил ему судьбу американского сыра. Война в принудительном порядке
привлекала каждого химика, физика и математика на правительственную службу, где он
должен был, как бы надеть шоры, работая с заранее отобранным материалом, и
сосредотачивая свои усилия на маленьком участке проблемы, более глубокий смысл
которой от него скрывали. Хотя подобное положение вещей объясняли охраной
секретных сведений от врагов, что частично так и было, здесь также сыграла свою роль
американская страсть к стандартизации и недоверие к личности с выдающимися
способностями. Это, в свою очередь, связано с нашей любовью к правительственным
проектам или частным лабораториям с бюджетами, доходящими до миллиона долларов,
где поощряют традиционные эдисоновские исследования со всевозможными
материалами, при этом бессистемно используя здравый смысл и интеллект.
     Однако в начале существования абердинского испытательного полигона Король-
чурбан Равнодушия уже умер, а Её Величество Строгая Регламентация ещё не взошла на
трон. Это был период аккумулирования энергии в американской математике. Долгие
годы после первой мировой войны подавляющее большинство крупных американских
математиков были выходцами из тех, кто прошел испытания полигоном. Я имею в виду
таких людей, как Веблен, Блисс, Гронвол, Александер, Ритт и Беннет.
     Меня особенно интересовали молодые люди. Здесь я встретил Губерта Брея,
впервые после окончания колледжа Тафтс. В течение многих лет Брей был связан с
Институтом Райс, а сейчас возглавляет в нем математический факультет. Некоторое
время мы жили вместе. Позднее я переселился в грубо сколоченный отсек барака для
гражданских лиц и жил с Филиппом Франклином, который сейчас является моим зятем
и коллегой по Массачусетсскому технологическому институту, и с Джиллом из Нью-
Йоркского колледжа. Более короткое время моими приятелями были также Порицкий,
который позднее оставил чистую математику и академическую работу ради прикладной
математики и работы в компании Дженерал Электрик, и Уилдер, который работает
сейчас на математическом факультете в Гарварде.
     Этот перечень далеко не полон. Гроштейн, который оставил Гарвард ради
испытательного полигона, а впоследствии оставил испытательный полигон, став
офицером, был ведущим гарвардским математиком в течение многих лет вплоть до