Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 133 стр.

своей безвременной кончины. Я также опустил имена многих астрономов, инженеров и
учителей средней школы, с которыми я меньше общался в последние годы.
     Франклин и Джилл, которым было по 19, то есть которые были значительно
моложе меня, являлись моими особо близкими друзьями. После окончания работы на
грохочущих ручных вычислительных машинах, которые мы прозвали «громыхалками»,
мы играли в бридж, используя счетные машины для подсчета очков. Иногда мы играли в
шахматы или в недавно изобретенный вариант этой игры в три руки на доске, сделанной
из куска экрана, или же с риском для себя жгли бездымный порок или тротил. Мы
ходили купаться в теплой солоноватой воде Чесапикского залива или же гуляли по лесу
среди растительности, которая была слишком южной и нам незнакомой. Я помню
дынные деревья и их экзотическую тропическую манеру выращивать свои плоды
непосредственно из ствола дерева.
     Чем бы мы ни занимались, мы всегда обсуждали математические проблемы.
Большая часть наших разговоров не обязательно наталкивала на непосредственные
исследования. Я помню некоторые незрелые идеи о геометрии Pfaffians, которой я
заинтересовался благодаря Габриелю Маркусу Грину из Гарварда. Не помню других
обсуждавшихся нами тем, но уверен, что возможность жить длительный период,
занимаясь математикой и находясь среди математиков, в значительной мере
способствовала нашей приверженности этой науке. Странным образом она создала
некое подобие уединенной, но исполненной энтузиазма интеллектуальной жизни,
которую я до этого испытал в английском Кембридже, но которой не было ни в одном
американском университете.
     Несколько раз я ездил домой в отпуск. Во время этих поездок я много раз виделся с
Г.М. Грином. Он увлекся моей сестрой Констанс, ставшей подающей надежды
математиком. В одну из своих поездок я обсудил с родителями давно вынашиваемый
план, состоящий в том, чтобы использовать свою связь с испытательным полигоном для
добровольного поступления или официального призыва в армию для службы во
вспомогательных войсках. Наконец, в октябре 1918 года такая возможность
представилась, и при содействии майора Веблена я отправился в соседний городок, где
находилось правление округом, чтобы получить документы о призыве.
     Меня направили в военный лагерь для новобранцев, в Форт Слокум,
располагавшийся на острове Уэстчестер, штат Нью-Йорк. К этому времени стало ясно,
что война заканчивается. Я ужаснулся сделанному мною непоправимому шагу. Я
чувствовал себя так, словно был приговорен к тюремному заключению. Толпа
новобранцев с их противоречивым одинаковым поведением, с одной стороны,
испуганных мальчишек, а с другой, грубых развязных молодых солдат никоим образом
мне не подходила. Единственным просветом в моей жизни на острове было присутствие
другого невоеннообязанного новобранца доктора Гарри Вольфсона с гарвардского
факультета семитских языков. Моя военная форма обтягивала меня из-за моей
массивности, а форма Вольфсона могла поместить двоих таких, как он. Но даже эта
военная форма не могла скрыть в нас профессоров, когда мы шли вдоль дамбы,
дискутируя об Аристотеле и средневековой еврейской и арабской философии.
     Наконец несколько человек из нашей группы были отправлены обратно на
абердинский испытательный полигон. Мы проплыли мимо Манхеттена на буксирном
судне и сели в поезд до Филадельфии на одной из станций побережья Джерси. В
Филадельфии мы услышали паровозные гудки в честь ложных известий о перемирии с
Германией и увидели ливень листовок, выбрасываемых из окон учреждений. А спустя
два дня, когда мы уже были распределены по ротам на испытательном полигоне, нас
собрали рано утром и объявили, что перемирие на этот раз было действительно
подписано.
     Военная организация испытательного полигона была своеобразной. Помимо
административных групп, групп баллистиков и нескольких подобных им технических