Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 134 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

групп существовала группа по пошиву мешков для пороха и большая группа
чернорабочих для земляных и строительных работ. Эта последняя группа в основном
состояла из мужчин, не отправленных на фронт из-за венерических болезней. Все
группы перемешивались между собой в ротах и в бараках. Излишне говорить о
длительном стрессовом состоянии от соприкосновения с этой толпой сквернословов,
которое испытывает человек, не привыкший к грубой откровенности армейской жизни.
Дважды мне пришлось нести караул. Один раз я легко с ним справился, поскольку
мне надо было совершать ночные обходы в здании, где находились хроноскопы и
научная библиотека. Между обходами мне было что читать. В другой раз я был
обычным часовым у дверей и держал винтовку с прикрепленным штыком. Мне трудно
было не задремать и поддерживать бдительность при окликах дежурного офицера. В
предрассветные часы я немного отдохнул на кровати в караульном помещении прямо на
голых пружинах, и хотя я чувствовал себя разбитым, когда проснулся, передававшаяся
по кругу чашка дымящегося кофе и бутерброда с сыром рассеяли всю мою усталость.
Помимо такого рода дежурств и моей непосредственной работы, я собирал
расчетные данные для противовоздушной обороны на «огневом» фронте. У нас имелась
специальная телефонная линия, связывающая зенитную батарею с двумя-тремя
наблюдательными пунктами, где наблюдатели через диоптрический прицел видели
отражения разрывов снарядов в плоских горизонтальных зеркалах, на которых была
нанесена сетка координат. Вследствие своего слабого зрения я был телефонистом на
батарее и лежал на земле вблизи неприятного шума и грохота стрелявшего орудия и
сообщал наблюдателям время выстрела, время разрыва снаряда и о пятисекундных
интервалах после этого. Эти интервалы давали возможность людям, находившимся у
зеркал, соотнести свои наблюдения со скоростью подветренного движения дыма и
вычислить скорость ветра вверху. Я также извещал орудийный расчет о готовности
наблюдателей.
Наблюдатели выезжали на свои пункты на старых фордовских грузовиках, и
иногда им нужно было пересекать зону огня. Теоретически офицер, отвечавший за
безопасность, должен был прекратить стрельбу и пропустить их; но даже у офицеров
безопасности со временем притупляется чувство осторожности, и подобная мера
предосторожности не всегда соблюдалась. Помню случай, когда наблюдатели на одной
из полигонных вышек пожаловались, что шрапнель пробила кровлю. «Хорошо», - сказал
офицер безопасности, «мы проведем ещё пару раундов испытаний и на этом закончим».
До тех пор, пока мы чувствовали, что делаем работу, необходимую для победы в
войне, наше моральное состояние держалось на высоком уровне. После прекращения
военных действий мы все почувствовали, что попусту теряем время; особенно те из нас,
которые поступили на военную службу в последний момент и считали себя дураками.
Гражданские лица начали уезжать при первой возможности, в то время как остальные
проходили все формальности военной службы, пока нас не отослали в лагерь, где
должны были демобилизовать.
Даже обладая темпераментом, неподходящим для регламентированной жизни, и
имея выше среднего развитую потребность осмысливать свои действия и их результаты,
я воспринял несколько месяцев армейской жизни как убежище после многолетней
усталости от принятия собственных решений. Давно уже было замечено, что людьми,
уходящими на военную службу или в монастырь, движут сходные побудительные
мотивы. Любовь к регламентированной жизни и боязнь личного выбора и личной
ответственности являются причинами того, что некоторые люди чувствуют себя в
безопасности в военной форме или в монашеской рясе.
Мне было чрезвычайно интересно то, каким образом окончится война, и какой
окажется новая послевоенная жизнь. А пока я выжидал. Эта эмоциональная
заторможенность овладевала мной до того, как меня официально зачислили на службу,
когда я продолжительное время жил жизнью армейского лагеря и потом; но её главная
групп существовала группа по пошиву мешков для пороха и большая группа
чернорабочих для земляных и строительных работ. Эта последняя группа в основном
состояла из мужчин, не отправленных на фронт из-за венерических болезней. Все
группы перемешивались между собой в ротах и в бараках. Излишне говорить о
длительном стрессовом состоянии от соприкосновения с этой толпой сквернословов,
которое испытывает человек, не привыкший к грубой откровенности армейской жизни.
     Дважды мне пришлось нести караул. Один раз я легко с ним справился, поскольку
мне надо было совершать ночные обходы в здании, где находились хроноскопы и
научная библиотека. Между обходами мне было что читать. В другой раз я был
обычным часовым у дверей и держал винтовку с прикрепленным штыком. Мне трудно
было не задремать и поддерживать бдительность при окликах дежурного офицера. В
предрассветные часы я немного отдохнул на кровати в караульном помещении прямо на
голых пружинах, и хотя я чувствовал себя разбитым, когда проснулся, передававшаяся
по кругу чашка дымящегося кофе и бутерброда с сыром рассеяли всю мою усталость.
     Помимо такого рода дежурств и моей непосредственной работы, я собирал
расчетные данные для противовоздушной обороны на «огневом» фронте. У нас имелась
специальная телефонная линия, связывающая зенитную батарею с двумя-тремя
наблюдательными пунктами, где наблюдатели через диоптрический прицел видели
отражения разрывов снарядов в плоских горизонтальных зеркалах, на которых была
нанесена сетка координат. Вследствие своего слабого зрения я был телефонистом на
батарее и лежал на земле вблизи неприятного шума и грохота стрелявшего орудия и
сообщал наблюдателям время выстрела, время разрыва снаряда и о пятисекундных
интервалах после этого. Эти интервалы давали возможность людям, находившимся у
зеркал, соотнести свои наблюдения со скоростью подветренного движения дыма и
вычислить скорость ветра вверху. Я также извещал орудийный расчет о готовности
наблюдателей.
     Наблюдатели выезжали на свои пункты на старых фордовских грузовиках, и
иногда им нужно было пересекать зону огня. Теоретически офицер, отвечавший за
безопасность, должен был прекратить стрельбу и пропустить их; но даже у офицеров
безопасности со временем притупляется чувство осторожности, и подобная мера
предосторожности не всегда соблюдалась. Помню случай, когда наблюдатели на одной
из полигонных вышек пожаловались, что шрапнель пробила кровлю. «Хорошо», - сказал
офицер безопасности, «мы проведем ещё пару раундов испытаний и на этом закончим».
     До тех пор, пока мы чувствовали, что делаем работу, необходимую для победы в
войне, наше моральное состояние держалось на высоком уровне. После прекращения
военных действий мы все почувствовали, что попусту теряем время; особенно те из нас,
которые поступили на военную службу в последний момент и считали себя дураками.
Гражданские лица начали уезжать при первой возможности, в то время как остальные
проходили все формальности военной службы, пока нас не отослали в лагерь, где
должны были демобилизовать.
     Даже обладая темпераментом, неподходящим для регламентированной жизни, и
имея выше среднего развитую потребность осмысливать свои действия и их результаты,
я воспринял несколько месяцев армейской жизни как убежище после многолетней
усталости от принятия собственных решений. Давно уже было замечено, что людьми,
уходящими на военную службу или в монастырь, движут сходные побудительные
мотивы. Любовь к регламентированной жизни и боязнь личного выбора и личной
ответственности являются причинами того, что некоторые люди чувствуют себя в
безопасности в военной форме или в монашеской рясе.
     Мне было чрезвычайно интересно то, каким образом окончится война, и какой
окажется новая послевоенная жизнь. А пока я выжидал. Эта эмоциональная
заторможенность овладевала мной до того, как меня официально зачислили на службу,
когда я продолжительное время жил жизнью армейского лагеря и потом; но её главная