ВУЗ:
Составители:
Рубрика:
групп существовала группа по пошиву мешков для пороха и большая группа
чернорабочих для земляных и строительных работ. Эта последняя группа в основном
состояла из мужчин, не отправленных на фронт из-за венерических болезней. Все
группы перемешивались между собой в ротах и в бараках. Излишне говорить о
длительном стрессовом состоянии от соприкосновения с этой толпой сквернословов,
которое испытывает человек, не привыкший к грубой откровенности армейской жизни.
Дважды мне пришлось нести караул. Один раз я легко с ним справился, поскольку
мне надо было совершать ночные обходы в здании, где находились хроноскопы и
научная библиотека. Между обходами мне было что читать. В другой раз я был
обычным часовым у дверей и держал винтовку с прикрепленным штыком. Мне трудно
было не задремать и поддерживать бдительность при окликах дежурного офицера. В
предрассветные часы я немного отдохнул на кровати в караульном помещении прямо на
голых пружинах, и хотя я чувствовал себя разбитым, когда проснулся, передававшаяся
по кругу чашка дымящегося кофе и бутерброда с сыром рассеяли всю мою усталость.
Помимо такого рода дежурств и моей непосредственной работы, я собирал
расчетные данные для противовоздушной обороны на «огневом» фронте. У нас имелась
специальная телефонная линия, связывающая зенитную батарею с двумя-тремя
наблюдательными пунктами, где наблюдатели через диоптрический прицел видели
отражения разрывов снарядов в плоских горизонтальных зеркалах, на которых была
нанесена сетка координат. Вследствие своего слабого зрения я был телефонистом на
батарее и лежал на земле вблизи неприятного шума и грохота стрелявшего орудия и
сообщал наблюдателям время выстрела, время разрыва снаряда и о пятисекундных
интервалах после этого. Эти интервалы давали возможность людям, находившимся у
зеркал, соотнести свои наблюдения со скоростью подветренного движения дыма и
вычислить скорость ветра вверху. Я также извещал орудийный расчет о готовности
наблюдателей.
Наблюдатели выезжали на свои пункты на старых фордовских грузовиках, и
иногда им нужно было пересекать зону огня. Теоретически офицер, отвечавший за
безопасность, должен был прекратить стрельбу и пропустить их; но даже у офицеров
безопасности со временем притупляется чувство осторожности, и подобная мера
предосторожности не всегда соблюдалась. Помню случай, когда наблюдатели на одной
из полигонных вышек пожаловались, что шрапнель пробила кровлю. «Хорошо», - сказал
офицер безопасности, «мы проведем ещё пару раундов испытаний и на этом закончим».
До тех пор, пока мы чувствовали, что делаем работу, необходимую для победы в
войне, наше моральное состояние держалось на высоком уровне. После прекращения
военных действий мы все почувствовали, что попусту теряем время; особенно те из нас,
которые поступили на военную службу в последний момент и считали себя дураками.
Гражданские лица начали уезжать при первой возможности, в то время как остальные
проходили все формальности военной службы, пока нас не отослали в лагерь, где
должны были демобилизовать.
Даже обладая темпераментом, неподходящим для регламентированной жизни, и
имея выше среднего развитую потребность осмысливать свои действия и их результаты,
я воспринял несколько месяцев армейской жизни как убежище после многолетней
усталости от принятия собственных решений. Давно уже было замечено, что людьми,
уходящими на военную службу или в монастырь, движут сходные побудительные
мотивы. Любовь к регламентированной жизни и боязнь личного выбора и личной
ответственности являются причинами того, что некоторые люди чувствуют себя в
безопасности в военной форме или в монашеской рясе.
Мне было чрезвычайно интересно то, каким образом окончится война, и какой
окажется новая послевоенная жизнь. А пока я выжидал. Эта эмоциональная
заторможенность овладевала мной до того, как меня официально зачислили на службу,
когда я продолжительное время жил жизнью армейского лагеря и потом; но её главная
групп существовала группа по пошиву мешков для пороха и большая группа чернорабочих для земляных и строительных работ. Эта последняя группа в основном состояла из мужчин, не отправленных на фронт из-за венерических болезней. Все группы перемешивались между собой в ротах и в бараках. Излишне говорить о длительном стрессовом состоянии от соприкосновения с этой толпой сквернословов, которое испытывает человек, не привыкший к грубой откровенности армейской жизни. Дважды мне пришлось нести караул. Один раз я легко с ним справился, поскольку мне надо было совершать ночные обходы в здании, где находились хроноскопы и научная библиотека. Между обходами мне было что читать. В другой раз я был обычным часовым у дверей и держал винтовку с прикрепленным штыком. Мне трудно было не задремать и поддерживать бдительность при окликах дежурного офицера. В предрассветные часы я немного отдохнул на кровати в караульном помещении прямо на голых пружинах, и хотя я чувствовал себя разбитым, когда проснулся, передававшаяся по кругу чашка дымящегося кофе и бутерброда с сыром рассеяли всю мою усталость. Помимо такого рода дежурств и моей непосредственной работы, я собирал расчетные данные для противовоздушной обороны на «огневом» фронте. У нас имелась специальная телефонная линия, связывающая зенитную батарею с двумя-тремя наблюдательными пунктами, где наблюдатели через диоптрический прицел видели отражения разрывов снарядов в плоских горизонтальных зеркалах, на которых была нанесена сетка координат. Вследствие своего слабого зрения я был телефонистом на батарее и лежал на земле вблизи неприятного шума и грохота стрелявшего орудия и сообщал наблюдателям время выстрела, время разрыва снаряда и о пятисекундных интервалах после этого. Эти интервалы давали возможность людям, находившимся у зеркал, соотнести свои наблюдения со скоростью подветренного движения дыма и вычислить скорость ветра вверху. Я также извещал орудийный расчет о готовности наблюдателей. Наблюдатели выезжали на свои пункты на старых фордовских грузовиках, и иногда им нужно было пересекать зону огня. Теоретически офицер, отвечавший за безопасность, должен был прекратить стрельбу и пропустить их; но даже у офицеров безопасности со временем притупляется чувство осторожности, и подобная мера предосторожности не всегда соблюдалась. Помню случай, когда наблюдатели на одной из полигонных вышек пожаловались, что шрапнель пробила кровлю. «Хорошо», - сказал офицер безопасности, «мы проведем ещё пару раундов испытаний и на этом закончим». До тех пор, пока мы чувствовали, что делаем работу, необходимую для победы в войне, наше моральное состояние держалось на высоком уровне. После прекращения военных действий мы все почувствовали, что попусту теряем время; особенно те из нас, которые поступили на военную службу в последний момент и считали себя дураками. Гражданские лица начали уезжать при первой возможности, в то время как остальные проходили все формальности военной службы, пока нас не отослали в лагерь, где должны были демобилизовать. Даже обладая темпераментом, неподходящим для регламентированной жизни, и имея выше среднего развитую потребность осмысливать свои действия и их результаты, я воспринял несколько месяцев армейской жизни как убежище после многолетней усталости от принятия собственных решений. Давно уже было замечено, что людьми, уходящими на военную службу или в монастырь, движут сходные побудительные мотивы. Любовь к регламентированной жизни и боязнь личного выбора и личной ответственности являются причинами того, что некоторые люди чувствуют себя в безопасности в военной форме или в монашеской рясе. Мне было чрезвычайно интересно то, каким образом окончится война, и какой окажется новая послевоенная жизнь. А пока я выжидал. Эта эмоциональная заторможенность овладевала мной до того, как меня официально зачислили на службу, когда я продолжительное время жил жизнью армейского лагеря и потом; но её главная
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- …
- следующая ›
- последняя »