Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 144 стр.

пограничных потенциальным функциям, могла быть решена именно таким способом, а
не установлением какого-то определенного числа, что предполагалось в большинстве
прежних попыток решения этой проблемы. Я изрядно поработал, чтобы решить свою
проблему новым способом и мое предположение оказалось верным. С помощью моего
студента из Мексики Манюэля Сайдоваля Балльярты, позже ставшего профессором
МТИ и одной из ярчайших звезд мексиканской нации, я перевел свою статью на
французский язык и отослал её профессору Анри Лебегу для опубликования в Трудах
(Comptes Rendus) Французской Академии наук. Я сделал так потому, что недавно увидел
серию статей Лебега и молодого математика по фамилии Булиган, в которых они очень
близко подошли к окончательному решению проблемы, представлявшей интерес для
меня, того и гляди, они могли положить конец обсуждению этой проблемы в
литературе.
     Оказалось, что после того, как я отправил свою статью, но до того, как она была
получена, Булиган передал Лебегу на рассмотрение запечатанный конверт, содержащий
очень близкий результат, чтобы обеспечить свой приоритет в решении проблемы.
Выходило, что мы с Булиганом пришли к финишу одновременно, и при получении моей
статьи Лебег посоветовал Булигану дать согласие на вскрытие его конверта. Обе статьи
появились в Comptes Rendus рядом. Результаты оказались по существу одинаковыми,
хотя мне приятно думать, что моя формулировка проблемы имела несколько большую
логическую завершенность.
     Этот случай положил начало дружбе между Булиганом и мной, продолжающейся и
по сей день. А когда спустя некоторое время я поехал навестить его в Пуатье, то
приметой, по которой я узнал его на вокзале, явился предъявленный им экземпляр той
моей статьи.
     Летом 1920 года в Страсбурге состоялся конгресс математиков. Хотя, к сожалению,
этот конгресс носил ограниченный характер, поскольку немцы на него не допускались, я
принял в нем участие. Для меня впервые представилась возможность участвовать в
работе математиков на международном уровне. Я работал с Фреге, профессором из
Страсбурга и провел часть летнего отпуска в отеле Vosges, рядом с тем местом, где он
жил.
     Результатом моей работы явилось то, что я принял участие в написании двух
исследовательских статей, которым суждено было сыграть определенную роль позднее.
Свою довольно неумелую и формальную работу по интегрированию функциональных
пространств, я направил в русло изучения броуновского движения, соединив её, таким
образом, с идеями Эйнштейна и Смолуховского. Эта работа явилась необходимой
ступенью в развитии моих, более поздних методов, которые я использовал в теории
связи и в кибернетике.
      Другой идеей, развитой мной в дискуссиях с Фреге, была идея об определенном
обобщении векторного пространства, для которого я нашел постулаты. Вскоре я
выяснил, что опоздал на несколько месяцев, так как теория этого пространства была
развита и изучена Банахом из Польши. Хотя мы шли к решению проблемы почти
одновременно, я позднее оставил эту область исследований, отдав её целиком на откуп
Банаху, поскольку степень её абстрактности, как представлялось мне, сильно удаляла
данную область от более осязаемой математикой сферы, которая, как я уже убедился,
давала мне наивысшее эстетическое удовлетворение. Я не жалею о том, что доверился
собственному здравому смыслу в этом вопросе, поскольку за определенный период
времени математик может проделать лишь определенный объем работы, и ему
приходится распределять свои усилия.
     Когда я вернулся в МТИ, инженеры-электрики стали рассчитывать на мою помощь
в разрешении серьезных сомнений логического порядка, возникших в связи с новыми
эффективными коммуникационными идеями Оливера Хевисайда. Я действительно
оказался способным достичь больших успехов в этом направлении и в процессе работы