Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 145 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

понял необходимость развить теорию тригонометрических рядов и интеграла Фурье и
более общую теорию, включающую в себя обе эти части. Таким образом, когда Харальд
Бор из Копенгагена развил свою теорию почти периодических функций, я обнаружил,
что уже развил в этой сфере надлежащие методы исследования и предложил два-три
существенных альтернативных подхода к этому новому вопросу. Наши с Бором
отношения всегда оставались дружескими до самой его смерти полтора года назад.
С самого начала моих взаимоотношений с МТИ я получал здесь неизменную
поддержку, понимание своих нужд, своих возможностей и пределов. Очень рано мне
предоставили возможность преподавать у аспирантов, и, начиная с этого времени, я
сотрудничаю со своими младшими коллегами, стараясь помочь раскрыться их
интеллектуальным возможностям. В то же время я обнаружил, что не имею достаточно
опыта для должности преподавателя старших курсов. Но важным было то, что в системе
университетского обучения все-таки нашлась должность, которую я мог занимать с
пользой, и это придало мне чувство самоуважения, необходимого для успешной
карьеры.
Мой опыт преподавания здесь столь существенно отличался оттого, что я пережил
в университете Мэн, и у меня гора с плеч свалилась. Возможно, юноши в университете
Мэн были настроены на развлечения, но юноши технологического института
определенно были настроены на работу. Случались и здесь шалости на занятиях, но они
были редкими, основу отношений профессоров и студентов составляло взаимоуважение.
Время от времени возникали отдельные затруднения в поддержании дисциплины, но
они были так редки, что существенно не влияли на мои отношения со студентами. Более
того, я был уверен, что получу поддержку администрации института в любом спорном
случае, если будут объективно правым.
Я многому научился. Я научился замедлять свойственный мне быстрый темп
преподавания, приспосабливаясь к студентам, имеющим способности, ненамного выше
средних. Я узнал, что в поддержании дисциплины острый язык очень помогает
преподавателю, но вместе с тем является столь сильным средством, что будет
проявлением великодушия и здравого смысла умеренное им пользование. Я научился
держаться перед студенческой аудиторией и навсегда избавился от страха перед учебной
группой, как и перед любым другим собранием людей с серьезными интеллектуальными
притязаниями.
В тот год, когда я начал преподавать в МТИ, и мне было 25 лет, одна молодая
девушка, приходившая на наши семейные чаепития особенно привлекла мое внимание.
Она была из французской семьи и специализировалась по французскому языку в
Рэдклиффе. Во время Первой мировой войны и до неё она воспитывалась в Париже и
была красива в стиле прерафаэлитов, обладая той статичной красотой, которая
доминирует над красотой движения в картинах Россети.
Она покорила меня, и я много времени посвятил тому, что навещал её и ходил с
ней гулять. Ей не нравилось постоянно присутствие моего младшего брата, и в
результате родители и сестры невзлюбили её. Они осыпали меня насмешками, а
семейное осмеяние было оружием, против которого я был беззащитным. Не знаю, к
чему бы привел наш взаимный интерес, если бы нам ничего не помешало. Но вопреки
этому интересу на второй год нашего знакомства она сказала мне, что помолвлена с
другим человеком. Я воспринял эту новость не как джентльмен, но и ситуация была не
их приятных.
После этого я ещё больше пристрастился к Аппалачскому клубу, где
организовывались пешие прогулки и другие общественные увеселения. Я уже
участвовал в этих прогулках почти восемь лет, теперь же я по возрасту и социальной
зрелости был равен окружающим. Я познакомился с несколькими молодыми людьми и
имел возможность обсудить много тем, представлявших взаимный интерес. Я
понял необходимость развить теорию тригонометрических рядов и интеграла Фурье и
более общую теорию, включающую в себя обе эти части. Таким образом, когда Харальд
Бор из Копенгагена развил свою теорию почти периодических функций, я обнаружил,
что уже развил в этой сфере надлежащие методы исследования и предложил два-три
существенных альтернативных подхода к этому новому вопросу. Наши с Бором
отношения всегда оставались дружескими до самой его смерти полтора года назад.
     С самого начала моих взаимоотношений с МТИ я получал здесь неизменную
поддержку, понимание своих нужд, своих возможностей и пределов. Очень рано мне
предоставили возможность преподавать у аспирантов, и, начиная с этого времени, я
сотрудничаю со своими младшими коллегами, стараясь помочь раскрыться их
интеллектуальным возможностям. В то же время я обнаружил, что не имею достаточно
опыта для должности преподавателя старших курсов. Но важным было то, что в системе
университетского обучения все-таки нашлась должность, которую я мог занимать с
пользой, и это придало мне чувство самоуважения, необходимого для успешной
карьеры.
     Мой опыт преподавания здесь столь существенно отличался оттого, что я пережил
в университете Мэн, и у меня гора с плеч свалилась. Возможно, юноши в университете
Мэн были настроены на развлечения, но юноши технологического института
определенно были настроены на работу. Случались и здесь шалости на занятиях, но они
были редкими, основу отношений профессоров и студентов составляло взаимоуважение.
Время от времени возникали отдельные затруднения в поддержании дисциплины, но
они были так редки, что существенно не влияли на мои отношения со студентами. Более
того, я был уверен, что получу поддержку администрации института в любом спорном
случае, если будут объективно правым.
     Я многому научился. Я научился замедлять свойственный мне быстрый темп
преподавания, приспосабливаясь к студентам, имеющим способности, ненамного выше
средних. Я узнал, что в поддержании дисциплины острый язык очень помогает
преподавателю, но вместе с тем является столь сильным средством, что будет
проявлением великодушия и здравого смысла умеренное им пользование. Я научился
держаться перед студенческой аудиторией и навсегда избавился от страха перед учебной
группой, как и перед любым другим собранием людей с серьезными интеллектуальными
притязаниями.
     В тот год, когда я начал преподавать в МТИ, и мне было 25 лет, одна молодая
девушка, приходившая на наши семейные чаепития особенно привлекла мое внимание.
Она была из французской семьи и специализировалась по французскому языку в
Рэдклиффе. Во время Первой мировой войны и до неё она воспитывалась в Париже и
была красива в стиле прерафаэлитов, обладая той статичной красотой, которая
доминирует над красотой движения в картинах Россети.
     Она покорила меня, и я много времени посвятил тому, что навещал её и ходил с
ней гулять. Ей не нравилось постоянно присутствие моего младшего брата, и в
результате родители и сестры невзлюбили её. Они осыпали меня насмешками, а
семейное осмеяние было оружием, против которого я был беззащитным. Не знаю, к
чему бы привел наш взаимный интерес, если бы нам ничего не помешало. Но вопреки
этому интересу на второй год нашего знакомства она сказала мне, что помолвлена с
другим человеком. Я воспринял эту новость не как джентльмен, но и ситуация была не
их приятных.
     После этого я ещё больше пристрастился к Аппалачскому клубу, где
организовывались пешие прогулки и другие общественные увеселения. Я уже
участвовал в этих прогулках почти восемь лет, теперь же я по возрасту и социальной
зрелости был равен окружающим. Я познакомился с несколькими молодыми людьми и
имел возможность обсудить много тем, представлявших взаимный интерес. Я