Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 146 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

определенно сделал шаг вперед в своем социальном развитии. Тем не менее, мне не
хватало общения, и я, как прежде, находил его во время чаепитий в родительском доме.
Примерно в то время, когда я встретил девушку, о которой только что рассказывал,
я встретил и другую девушку, которая меня очень заинтересовала, и если бы не мое
ухаживание за первой, находившееся в самом разгаре, я бы без колебаний стал
ухаживать за другой. После расстройства моей первой связи и по происшествию
периода, необходимого для соблюдения приличий, я стал встречаться с ней, а потом
надеяться, что она, возможно, станет моей женой.
Её звали Маргарет Энгеман. И вот уже четверть века она моя жена. Я обратил на
неё внимание потому, что увидел ту же самую фамилию в списке моих собственных
студентов, которые также приглашались на чаепития и в списке студентов моего отца с
факультета русской литературы. Мы узнали, что Маргарет и мой студент Герберт
Энгеман были сестрой и братом, что они родились в Силезии (Германия), но жили в
различных районах нашего крайнего Запада. Одна линия их предков происходила из
Баварии и, хотя они и были сильно похожи друг на друга, волосы Герберта были
светлыми, а у Маргарет очень темными, почти черными. Они приехали в Кембридж из
Юты, где окончили колледж. Это были серьезные, полные сил молодые люди, к
которым я очень привязался. А когда позже я узнал их мать, (отец умер в Германии
много лет назад), то увидел активную и интересную женщину с характером
первопроходца. Маргарет унаследовала от матери характер, только чуточку была
женственней.
Однажды зимой 1921 года наша семья выехала на свою новую ферму в Гротон,
чтобы походить на лыжах. Родители пригласили Энгеманов поехать вместе с нами. До
этого я пару раз гулял с Маргарет и получил большое удовольствие от нашего общения.
Мои родители считали её превосходной партией для меня и вслух выражали одобрение
моему интересу. Однако подобная благосклонность родителей меня сильно озадачила, и
я отреагировал тем, что какое-то время стал держаться поодаль от Маргарет.
Ухаживание, которое могло закончиться женитьбой, являлось моим личным делом и не
могло быть навязано мне родительской властью. Поэтому мне нелегко было проявлять
внимание к Маргарет. Позднее она говорила мне, что её реакция на прозрачные намеки
моих родителей была такой же, как и моя.
По возвращению из Гротона я почувствовал себя очень плохо, а через некоторое
время слег, заболев бронхиальной пневмонией. Несколько дней я метался в бреду. Но и
в бреду, и когда стал выздоравливать, я выражал желание снова увидеть Маргарет и
обсуждать с ней наше будущее. Теперь я чувствовал, что она была мне нужна. Однако
мои ухаживания и шаги, ведущие к браку, не ускорились. Меня по-прежнему смущало
чрезмерное вмешательство родителей в мои собственные дела. К тому же Маргарет
предстояло уехать и стать преподавателем французского и немецкого языков в колледже
Juniata, штат Пенсильвания. Её четырехлетняя связь с этим колледжем создали ей
прочную репутацию.
Как и я, Маргарет имела глубокие корни и в Европе и в Америке. Она родилась в
Силезии, где первоначально училась, но в 14 лет приехала в Америку с матерью и
братом, чтобы вместе с ними сохранить в памяти существенное явление американской
действительностиосвоение Запада переселенцами. Таким образом, ей всегда были
присущи глубокое понимание своей родины и той страны, что удочерила её, а также
искренняя преданность истинным интересам обеих стран.
С самого начала, когда мы с Маргарет стали обсуждать наши проблемы, она
заставляла, чтобы я честно признал то, кем я был и чтобы я относился к факту
принадлежности к еврейской национальности без ложной гордости, но и без стыда.
Когда у меня возникла перспектива женитьбы, в моей семье полагали, что Маргарет без
труда впишется в несколько патриархальный семейный уклад Винеров, и будет служить
орудием для поддержания меня в повиновении. В то время как мои родители питали
определенно сделал шаг вперед в своем социальном развитии. Тем не менее, мне не
хватало общения, и я, как прежде, находил его во время чаепитий в родительском доме.
     Примерно в то время, когда я встретил девушку, о которой только что рассказывал,
я встретил и другую девушку, которая меня очень заинтересовала, и если бы не мое
ухаживание за первой, находившееся в самом разгаре, я бы без колебаний стал
ухаживать за другой. После расстройства моей первой связи и по происшествию
периода, необходимого для соблюдения приличий, я стал встречаться с ней, а потом
надеяться, что она, возможно, станет моей женой.
     Её звали Маргарет Энгеман. И вот уже четверть века она моя жена. Я обратил на
неё внимание потому, что увидел ту же самую фамилию в списке моих собственных
студентов, которые также приглашались на чаепития и в списке студентов моего отца с
факультета русской литературы. Мы узнали, что Маргарет и мой студент Герберт
Энгеман были сестрой и братом, что они родились в Силезии (Германия), но жили в
различных районах нашего крайнего Запада. Одна линия их предков происходила из
Баварии и, хотя они и были сильно похожи друг на друга, волосы Герберта были
светлыми, а у Маргарет очень темными, почти черными. Они приехали в Кембридж из
Юты, где окончили колледж. Это были серьезные, полные сил молодые люди, к
которым я очень привязался. А когда позже я узнал их мать, (отец умер в Германии
много лет назад), то увидел активную и интересную женщину с характером
первопроходца. Маргарет унаследовала от матери характер, только чуточку была
женственней.
     Однажды зимой 1921 года наша семья выехала на свою новую ферму в Гротон,
чтобы походить на лыжах. Родители пригласили Энгеманов поехать вместе с нами. До
этого я пару раз гулял с Маргарет и получил большое удовольствие от нашего общения.
Мои родители считали её превосходной партией для меня и вслух выражали одобрение
моему интересу. Однако подобная благосклонность родителей меня сильно озадачила, и
я отреагировал тем, что какое-то время стал держаться поодаль от Маргарет.
Ухаживание, которое могло закончиться женитьбой, являлось моим личным делом и не
могло быть навязано мне родительской властью. Поэтому мне нелегко было проявлять
внимание к Маргарет. Позднее она говорила мне, что её реакция на прозрачные намеки
моих родителей была такой же, как и моя.
     По возвращению из Гротона я почувствовал себя очень плохо, а через некоторое
время слег, заболев бронхиальной пневмонией. Несколько дней я метался в бреду. Но и
в бреду, и когда стал выздоравливать, я выражал желание снова увидеть Маргарет и
обсуждать с ней наше будущее. Теперь я чувствовал, что она была мне нужна. Однако
мои ухаживания и шаги, ведущие к браку, не ускорились. Меня по-прежнему смущало
чрезмерное вмешательство родителей в мои собственные дела. К тому же Маргарет
предстояло уехать и стать преподавателем французского и немецкого языков в колледже
Juniata, штат Пенсильвания. Её четырехлетняя связь с этим колледжем создали ей
прочную репутацию.
     Как и я, Маргарет имела глубокие корни и в Европе и в Америке. Она родилась в
Силезии, где первоначально училась, но в 14 лет приехала в Америку с матерью и
братом, чтобы вместе с ними сохранить в памяти существенное явление американской
действительности – освоение Запада переселенцами. Таким образом, ей всегда были
присущи глубокое понимание своей родины и той страны, что удочерила её, а также
искренняя преданность истинным интересам обеих стран.
     С самого начала, когда мы с Маргарет стали обсуждать наши проблемы, она
заставляла, чтобы я честно признал то, кем я был и чтобы я относился к факту
принадлежности к еврейской национальности без ложной гордости, но и без стыда.
Когда у меня возникла перспектива женитьбы, в моей семье полагали, что Маргарет без
труда впишется в несколько патриархальный семейный уклад Винеров, и будет служить
орудием для поддержания меня в повиновении. В то время как мои родители питали