Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 19 стр.

            111. ПЕРВЫЕ ОТРЫВОЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ. 1894-
     1901
      Ошибкой некоторых последователей Фрейда (я не имею в виду самого Фрейда) является
сведение ребенка к гомункулусу, живущему очень незначительной умственной жизнью и
обладающему лишь зачаточными половыми признаками. Многие фрейдисты с недоверием
относятся к воспоминаниям младенчества и очень раннего детства. Я ни на минуту не стану
отрицать, что у младенца существует сексуальность и что она важна. Но ею далеко не
ограничивается описание ранней умственной жизни ребенка, как эмоциональной, так и
интеллектуальной.
      Моя сознательная память начинается примерно с двух лет, когда мы жили на квартире на
втором этаже на Леонард-авеню в довольно безвестном и не самом лучшем районе между
Кембриджем и Сомервиллем. Я помню лестницу, ведущую в нашу квартиру, она, казалось,
была бесконечной. Должно быть, мы имели няню уже в то далекое время, поскольку я
припоминаю, что ходил с ней за покупками в маленький магазинчик, который, как мне сказали,
находился в Сомервилле. Весь район представлял собой переплетение улиц, принадлежащих
несоответствующим друг другу системам двух городов, и я ясно помню острый угол, под
которым пересекались улицы перед нашей бакалейной лавкой.
      Сразу же за углом находилось довольно мрачное, устрашающего вида здание, которое,
как я узнал, служило больницей для неизлечимо больных. Оно по-прежнему стоит и называется
Больницей Священного Призрака. Я совершенно уверен, что в то время у меня не было ясного
представления о том, что такое больница и тем более о том, что означает неизлечимый, но тона,
в котором моя мать или няня упоминали об этом месте, было достаточно, чтобы меня
охватывало уныние и мрачные предчувствия. Вот и все, что я могу вспомнить о Леонард-
авеню. Позднее мне рассказывали, что мать родила там второго ребенка, умершего в день
своего рождения. Когда мне рассказали об этом, мне было 13 лет, известие потрясло меня,
поскольку я боялся смерти и в утешение себе полагал, что нашу семью она ещё не посещала. У
меня нет собственных воспоминаний об этом ребенке, и я до сих пор не знаю, был ли это
мальчик или девочка.
      Мы провели лето 1897 года, когда мне было два с половиной года, в отеле Джефри, штат
Нью-Хемпшир. Рядом был пруд с лодками и тропинка, ведущая в гору, название которой я
запомнил как Монаднок. Мои родители взбирались на гору, разумеется, без меня, а меня брали
с собой в соседнюю деревню, где по каким-то надобностям посещали кузницу. У кузнеца палец
ноги был раздроблен наскочившей на него лошадью, и я был испуган, услышав об этом,
поскольку уже в то время живо представлял себе ужас повреждения и увечья.
      Академический год 1897-98 застал нас на Хиллард-стрит в Кембридже. У меня
сохранилось смутное воспоминание об увиденном фургоне, на котором перевезли наши вещи с
Леонард-авеню. Начиная с этого момента, воспоминания стремительно набегают. Я помню
свой третий день рождения и двух своих товарищей по играм Германа Ховарда и Дору
Китридж, детей гарвардских профессоров, живших на той же улице. К сожалению, мое первое
воспоминание о Германе – это ссора с ним на его дне рождения, когда ему исполнилось пять
лет, а мне было три года.
      Родители рассказывали мне, что в то время, когда мы жили на Хиллард-стрит, меня
обучала французскому языку Джозефина, французская горничная, работавшая у нас. У меня не
сохранилось воспоминаний о самой Джезефине, но я помню детский учебник, который она
использовала, и в нем картинки ложки, вилки, ножа и кольца для салфетки. Тому, чему я
научился по-французски в то время, я, должно быть, так же быстро и позабыл, поскольку, когда
я вновь изучал французский в колледже в 12 лет, то явных следов от моих прежних знаний
языка не осталось.
      Наверное, именно Джозефина брала меня на прогулки по Брэттл-стрит и вокруг
Рэдклифф. Темнота, которую я сейчас ощущаю как приятный полумрак от деревьев на Брэттл-
стрит, в то время ужасала меня, а география близлежащих улиц оставляла в полном