Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 20 стр.

замешательстве. На углу Хиллард и Брэттл-стрит стоял дом с наглухо заколоченным окном,
который очень меня пугал, так как напоминал слепой глаз. Подобное чувство ужаса и
клаустрофобии я испытывал, когда родители пригласили плотника забить коридор,
связывавший столовую нашего дома с кладовкой эконома.
     Недалеко от нашего дома находилось старое школьное здание, но использовалось оно или
пустовало в то время, я не помню. Mount Auburn-стрит начиналась через несколько домов, а за
углом была кузница с подъездной дорогой, вымощенной белым булыжником. Однажды я
попытался поднять один булыжник и унести, за что меня надлежащим образом поругали.
Переулок с одной стороны нашего дома вел в сад, где старый джентльмен по имени мистер
Роуз, по крайней мере, он мне казался старым, как обычно выходил подышать свежим
воздухом и выкурить трубку. Позади сада находился другой дом, где жили два мальчика
постарше меня, которые взяли меня под своё покровительство. Я помню, что они были
католиками, и у них в доме было изображение распятого Христа с ранами и терновым венком,
которое поразило меня как образ жертвы жестокости и несправедливости. У них было также
комнатное растение, которое они называли «Вечный жид» и, чтобы объяснить подобное
название, поведали мне легенду, которую я не понял, но нашел очень обидной.
     В этот ранний период моей жизни у меня осталось мало воспоминаний об отце. Большую
часть моих ранних воспоминаний занимает моя мать, в то время как отец был строгой и
находившейся в стороне фигурой, которую я лишь изредка видел в библиотеке, работавшей за
массивным письменным столом. Нередко я играл под этим столом. Не могу припомнить
холодности или суровости с его стороны, но низкого тембра мужского голоса было вполне
достаточно, чтобы напугать меня. Для очень маленького ребенка единственным родителем
является мать с её заботливостью и нежностью.
     Мама имела обыкновение читать мне в саду. Теперь я знаю, что двор состоял из не более
чем трех-четырех футов травы перед парадным входом, но тогда он казался мне огромным.
Охотнее всего она читала «Книгу джунглей» Киплинга, а любимым её рассказом был «Рикки-
Такки-Тави». Я сам уже начинал читать в то время, но мне было только три с половиной года, а
в ней было много слов, которые были для меня трудными. Мои книги не вполне
соответствовали моему возрасту. У моего отца был старый приятель адвокат, по фамилии Халл.
Он был слеп на один глаз и глух на одно ухо, был совершенно отрешен от человеческого
общества и понятия не имел о запросах маленького мальчика. На день рождения он подарил
мне старую книгу о млекопитающих, «Естествознание» Вуда. Она была напечатана мелким
шрифтом, издана отдельными оттисками, замазана и в чернилах. Мои родители потеряли
подаренный экземпляр, но чтобы не разочаровывать старого джентльмена они сразу достали
другой, и ещё до того, как я научился сносно читать, я водил пальцем по картинкам.
     Другая книга, которую я получил в подарок примерно в то же время, до некоторой
степени остается загадкой для меня. Я знаю, что это была популярная книга о науке для детей,
а также, что помимо всего прочего в ней шла речь о солнечной системе и природе света. Я
знаю, что это был перевод с французского, и что, по меньшей мере, на некоторых картинках
был изображен Париж. Однако я не знаю названия этой книги, и мне кажется, что с
пятилетнего возраста я её уже не видел. Возможно, это был перевод сочинений Камилла
Фламмариона. Если бы кто из читателей мог узнать это сочинение, а я бы держал его в своих
руках, то я смог бы проверить по сохранившимся в памяти картинкам, та ли это книга, на
которую я ссылаюсь. Поскольку я сделал свою карьеру в науке, и поскольку именно эта книга
явилась моим первым знакомством с наукой, то я был бы очень рад вновь увидеть то начало, с
которого стартовал.
     Я не могу припомнить многих из своих игрушек того времени. Однако одну я помню
абсолютно отчетливо: это была небольшая модель линкора, которую я таскал за веревочку. Это
было время испано-американской войны, и игрушечные линкоры были предметом всеобщего
увлечения мальчишек. Даже теперь я помню белую краску и прямые мачты линкора того
переходного периода, когда ещё не появились дредноуты с маленькими орудийными башнями
средних батарей на палубе, и только несколько башен имели орудия большого калибра.