Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 8 стр.

превратившееся в нечто большее, чем пропагандистские и ритуальные условности, и
евреи могут продолжить своё существование, если даже не будет больше существовать
государство Израиль или другие формы национализма. Я не претендую на то, чтобы
приписывать какую-то особую значимость языку или религии, расе или национализму и
менее всего нравам. Я лишь констатирую, что сам и многие из окружавших меня людей,
вышли из такой среды, в которой знание факта нашего еврейского происхождения
является значимым для понимания нами того, кто мы есть и для правильной ориентации
в мире, окружающем нас.
     Со стороны моего отца, Лео Винера, документов осталось очень мало,
большинство из них возможно погибли. Главная причина этому - разрушение нацистами
русского города Белостока во время второй мировой войны. Там родился мой отец.
Говорят, что мой дед утерял родословные записи своей семьи при пожаре дома, в
котором он жил. Но, судя по тому, что я о нем слышал, он мог потерять документы в
самое спокойное время. Как я покажу позднее, существует предание, что мы
происходим от Мозеса Маймонида, еврейского философа из Кордовы, лейб-медика
визиря султана Салах-ад-дина. Хотя от этого человека нас отделяет семь столетий, мне
хотелось бы верить, что предание верно, поскольку Маймонид как философ, составитель
Талмуда, врач, человек дела для меня как предок более привлекателен, чем большинство
его современников. Вряд ли было бы почетным считаться потомком средневекового
монаха – единственного типа ученых, существовавших тогда в западном христианском
мире. Но боюсь, что по происшествии такого количества времени наши предполагаемые
предки не представляют собой ничего кроме зыбкой легенды, основанной, вероятно, на
капле сефардской крови, впрыснутой нам в какую-то эпоху.
     Следующий выдающийся представитель нашей родословной гораздо более
вероятен, хотя для меня гораздо менее привлекателен. Это Акиба Егер, Великий Раввин
Позена с 1815 по 1837 год. Как и Маймонид, он считался одним из непревзойденных
знатоков Талмуда, но в противоположность Маймониду, противостоял светскому
образованию, которое проникало в иудаизм через таких людей как Мендельсон. А, в
общем, я доволен, что не жил в его время и что он не живет в моё.
     Мой отец рассказывал мне, что одна ветвь наших предков восходит к семье
издателей иерусалимского Талмуда, которая появилась в Кротошине в 1866 году. Я не
знаю точно, в каком родстве состояли они с моим дедом Соломоном Винером. Я видел
своего деда лишь однажды в Нью-Йорке, и он не произвел на меня особого впечатления.
Мне вспоминается, что он был образованным журналистом, из того сорта
безответственных людей, что не умеют сохранить семью. Он родился в Кротошине, но,
женившись, поселился в Белостоке, где в 1862 году родился мой отец. Его влияние на
меня лишь в одном было значительным, хотя и косвенным: он стремился заменить
идиш, на котором говорило его окружение, на литературный немецкий язык. При этом
он решил, что немецкий должен стать родным языком моего отца.
     Мать моего отца происходила из семьи еврейских кожевников. Я слышал, что они
были уважаемыми людьми России в старые времена. Для еврея это было что-то вроде
знатности. Например, когда царь приехал в Белосток, именно дом семьи моей бабушки
был выбран для его резиденции. Таким образом, их традиции несколько отличались от
традиций моего дедушки, связанных с образованием. Мне кажется, что именно
солидные деловые пристрастия моего отца дали ему основательное положение в жизни
и, будучи энтузиастом и идеалистом, он крепко стоял на ногах и всегда с особым
тщанием относился к семейным обязанностям.
     Позвольте мне сказать здесь несколько слов о структуре еврейской семьи, которая
не безразлична к еврейской традиции получения образования. Во все времена молодой
образованный человек, не зависимо от того, имел ли он практическую смекалку, и был
ли в состоянии сделать карьеру в жизни, всегда считался подходящей партией для
дочери богатого торговца. Биологически это привело к ситуации прямо