Бывший вундеркинд. Мое детство и юность / пер. с англ. В.В. Кашин. Винер Н. - 99 стр.

Рассел никогда не подавал вида, что слышал меня, после этого случая, я особенно стал
чувствовать его критическое ко мне отношение.
     Я знал, что Рассел считал мою гарвардскую диссертацию неполноценной в том
смысле, что я недостаточно осветил проблему логических типов и парадоксов, что
делало затруднительным создание фундаментальной системы аксиом для логической
системы в противовес системе аксиом, выводимой для определенной конструкции на
основе общепринятой логики. Что касается меня, то я уже тогда чувствовал, что
попытка сформулировать все предпосылки логической системы, включая и такие, на
основании которых все предпосылки можно было бы увязать воедино и прийти к новым
выводам, такая попытка была обречена на незавершенность. Мне казалось, что любая
попытка создать законченную логическую систему влекла за собой возврат к не
сформулированным, но привычным человеческим мыслительным приемам. Попытка
выразить подобную систему на искусственном языке, полностью соответствующему
требованиям, должна была, по моему мнению, вызвать к жизни парадоксы теории типов
в их наихудшей форме. Кажется, я высказал нечто подобное в философской статье,
появившейся позднее в «Journal of Philosophy, Psychology and Scientific Method». Бертран
Рассел и другие философы того времени называли этот журнал «Белым склепом»,
намекая на простой белый переплет, в котором он издавался.
     Мои еретические суждения того периода подтвердились впоследствии в работах
Геделя, который показал, что внутри любой системы логических постулатов
существуют вопросы, на которые нельзя ответить положительно, опираясь на эти
постулаты. То есть, если один ответ соответствует начальным постулатам, то можно
показать, что и противоположный ответ полностью соответствует им. Такой подход к
проблеме решений показал, что большая часть взглядов, изложенных Уайтхедом и
Расселом в «Принципах математики» является устаревшей.
     Таким образом, логика нуждалась в совершенствовании. Оставшаяся ограниченная
логика превратилась в историю дедуктивной системы, и не являлась более
нормативным предписанием использования этой системы. После этого остался короткий
путь от дедуктивной системы к дедуктивной машине. The calculus ratiocinator (счетчик –
лат.) Лейбница следовало просто снабдить двигателем, чтобы просто превратить в
вычислительную машину. Первый шаг в этом направлении – переход от вычислений к
системе совершенных мыслящих машин – был предпринят Тьюрингом несколько лет
назад. Мистер Тьюринг занимается сейчас уже непосредственно конструированием
вычислительных и логических машин, сделав, таким образом, ещё один шаг на пути к
machine ratiocinatrix (вычислительная машина – лат.). Замечательным является то
обстоятельство, что я сам, независимо от него, тоже недавно совершил переход от своей
ранней работы в области логики к изучению логических машин и поэтому снова
столкнулся с идеями мистера Тьюринга.
     Возвращаясь к моим студенческим дням у Рассела, следует сказать, что, несмотря
на многие пункты разногласий и даже трений, я извлек из того времени огромную
пользу. Его изложение «Принципов математики» было восхитительно ясным, и наша
маленькая группа смогла взять у него все, что можно было взять. Его общие лекции по
философии также были своего рода шедевром. Кроме осознания важности Эйнштейна,
Рассел улавливал также всю настоящую и будущую значимость теории электрона и
побуждал меня изучать её, хотя в то время для меня это было очень трудно ввиду
недостаточной подготовки по физике. Однако я не припоминаю, чтобы он со всей
определенностью и точность оценил будущую важность квантовой теории. Следует
вспомнить, что эпохальная работа Нильса Бора в то время едва только появилась и что в
своей первоначальной форме она с трудом поддавалась философской интерпретации.
Только примерно через 12 лет в 1925 году противоречия, вызванные названной работой
Бора, начали разрешаться, а идеи де Бройля, Борна, Гейзенберга и Шредингера