Материалы к курсу "Методика преподавания философии". Андрейчук Н.В. - 55 стр.

кал и другую – альтернативную – возможность, согласно которой этот дар
– вовсе не «естественный», а всецело божественный. В спор между этими
двумя теориями он предпочитал не только не углубляться, но даже и за-
прещал себе встревать, считая (исходя из своего же представления о том,
что такое мышление), что этот спор в принципе и во веки веков разрешить
нельзя, по крайней мере научными средствами. В этом как раз и заключа-
лась особенность всей его философии, всего его понимания «ума», «мыш-
ления», «разума» и его возможностей.
     Согласно философии Канта, решение этого вопроса превышает силы
всякого сколь угодно умного ума – научного разума вообще, как бы далеко
тот ни ушел по пути своего исследования, и потому «способность сужде-
ния», составляющая его ядро, навсегда останется для него самого нераз-
решимой загадкой.
     Она всегда будет выглядеть как парадокс, как «логически невозмож-
ный факт», как нечто «немыслимое», и поэтому (именно поэтому!) сам
Кант склонялся к тому, что «способность суждения» – от бога, не от при-
роды. От особой благодати, а не от особенностей мозговых извилин.
     Но никакого третьего решения Кант не предполагал даже гипотети-
чески. Либо бог, либо дезоксирибонуклеиновые кислоты (гены) – вот его
альтернатива, выраженная более современным языком.
     А ведь третье решение есть, и не только напрашивается само собой, а
даже и было известно Канту, поскольку было не только высказано, но и в
блестящей литературной манере изложено его старшим современником –
даже его философским предшественником – Клодом-Адрианом Гельвеци-
ем в двух всесветно известных трактатах – «Об уме» и «О человеке». Гель-
веций, один из духовных отцов Великой французской революции 1789 –
1794 годов, доказывал миру, что ум – это на сто процентов продукт и ре-
зультат воспитания человека в обществе.
     Воспитания, понимаемого в самом широком смысле этого слова, т. е.
процесса, в котором принимают участие миллиарды микроусловий, слу-
чайно сплетающихся так, что ум возникает, или так, что он не возникает
(т. е. возникает глупость).
     Канта, однако, пугал решительный и категорический материализм та-
кой гипотезы. И пугал не из-за личной робости, а в силу куда более серьез-
ных мотивов. Поэтому гипотезу Гельвеция он даже и рассматривать всерь-
ез не решился. Это была чересчур смелая для всех людей эпохи Канта ги-
потеза. Не только для самого Канта. Она и до сих пор кажется чересчур
храброй, чересчур далеко идущей многим просвещенным людям, даже
специалистам, исследующим природу и происхождение ума.
     Тем не менее последующее развитие философии – к Фихте, к Гегелю и
далее к Марксу, Энгельсу и Ленину – все же в полной мере оценило пра-
воту Гельвеция и его друзей. Но для этого потребовались не только более
54