Материалы к курсу "Методика преподавания философии". Андрейчук Н.В. - 60 стр.

   По-видимому, не существует ни одного нашего переживания искусства
или занятия искусством, которое не было бы связано с каким-то особым
пронзительно-радостным состоянием. В свое время Пруст как-то заметил
по этому поводу, что, может быть, критерием истины и таланта в литера-
туре, а это тоже искусство, является состояние радости у творца (хотя это
состояние может быть, конечно, и у того, кто читает или смотрит). Но что
это за состояние, которое к тому же является еще и критерием истины?
Очевидно, у мышления, имеющего непосредственное отношение к истине,
есть своя эстетика, доставляющая порой единственную радость человеку.
То есть я хочу тем самым сказать, что эта радость относится и к мысли, о
которой я собираюсь беседовать с вами и в связи с которой вообще возни-
кает вопрос: что это значит? Что это за состояние у человека? Зачем оно,
если он уже мыслит? Стоит ли в таком случае вообще спрашивать об этом?
   Я думаю, стоит: иногда нам действительно ничего не остается, кроме
ожидания светлой радости мысли. При этом к определению светлая мож-
но добавить и другие прилагательные. Например, честная, когда достоин-
ство человека выражается в том, что он честно мыслит. Ведь мы многое
делаем по принуждению, и часто то, что делаем, не зависит от нашего ге-
роизма или трусости. Но есть некая точка, в которой, вопреки всем силам
природы и общественным силам, мы можем тем не менее хотя бы думать
честно. И я уверен, что каждый из вас независимо от того, приходилось ли
вам быть не просто в состоянии честности, а в состоянии честной мысли,
знает об этом. А именно: что человек испытывает, когда в нем загорается
вдруг неизвестно откуда пришедшая искра, которую можно назвать Божь-
ей искрой. Так что существует это особое состояние некой пронзительной
и одновременно отрешенной, какой-то ностальгической или сладко тоск-
ливой ясности, относительно которой имеет смысл задавать вопросы. Даже
беду в мысли (в том, что я называю мыслью и чего пока мы не знаем)
можно воспринимать на этой звенящей, пронзительной и, как это ни
странно, радостной ноте. Хотя, казалось бы, что может быть радостным в
беде?! Естественно, только то, что ты мыслишь. Оказывается, можно ду-
мать и тогда, когда тебе больно, и испытывать от этого радость, от того,
что выступило при этом с пронзительной ясностью. Когда ты смотришь,
опустив руки, и тем не менее никто у тебя не может отнять того, что ты
видишь, если, разумеется, видишь.
   Подобные состояния, я уверен, испытывает каждый, хотя их трудно
объяснить, поскольку они растворены в других состояниях. Скажем, такое
состояние может возникать в ситуации неразделенной любви, и мы, естест-
венно, отождествляем его с любовью, не отделяем одно от другого. То есть
не стремимся увидеть в своем состоянии мысль, а не любовь. Или еще
один пример – справедливость. Допустим, мы видим двух сцепившихся
врагов, рвущих друг другу глотки, и знаем, что они братья родные, а они

                                                                      59