Составители:
Рубрика:
63
шения, им воспринимается на этом же уровне, поскольку всегда есть вер-
бальный мир (назовем его так), который сам порождает псевдовопросы,
псевдопроблемы, псевдомысли, и отличить их от истинной мысли практи-
чески невозможно.
Возьмем, к примеру, пушкинскую фразу «На свете счастья нет, но есть
покой и воля» и зададимся вопросом: можно ли, когда человек говорит «я
хочу покоя» или «я стремлюсь к покою», отличить покой от стремления
ленивого человека к покою? Я, например, десятки раз попадал именно в
такую ситуацию со словом «покой» – особенно в контексте русской куль-
туры, в которой присутствует довольно сильный комплекс антимещанства
и считается, что если человеку хорошо, то это плохо, значит, по определению
он мещанин. Это можно было бы и дальше расшифровывать, но я возвращаю
вас к реальной жизненной ситуации, когда самое большее, на мой взгляд, че-
го можно хотеть, – это, действительно, внутреннего покоя. Но чем в таком
случае отличается этот «внутренний покой» от желания покоя ленивым
человеком? Как отличать одно от другого и как сформулировать вопрос?
Почему один вопрос умен, а другой – глуп? Ведь само отличение умного
от неумного уже было бы актом ума, но если вы актом ума отличаете си-
мулякр от ума, то сам этот акт, его критерии вы не сможете определить.
В курсе лекций по метафизике прозы Марселя Пруста мне приходилось
уже показывать; что знаменитый роман Пруста – это запись духовного
странствия или мистического путешествия души в мире. Еще раз восполь-
зуюсь сходством проводимой тогда аналогии этого странствия с дантов-
ским путешествием по Аду, когда Данте оказался перед зрелищем знаме-
нитого «чудовища обмана», которое он-то видит ясно, но вдруг чувствует,
что описать его невозможно. Невозможно другому передать увиденное,
поскольку для другого глаза (или уха) сказанные слова могут оказаться
привычными. И проскочить мимо этих слов невозможно, так как всегда
есть только те слова, которые есть. И Данте чувствует: если он скажет их,
то это уже будет не то, что он видит. И тогда он вдруг восклицает:
Мы истину, похожую на ложь,
Должны хранить сомкнутыми устами...
Почему? Потому что в то мгновение, когда вы уже почти готовы вы-
сказать истину, вы вдруг обнаруживаете, что она похожа на существую-
щую ложь и, если вы ее произнесете, она совпадет с существующей ло-
жью. Поэтому приходится молчать.
Теперь посмотрим, что же у нас получилось в продвижении по этой
горной тропинке мысли? Первое – чувственных радостей мы лишились;
если мы собираемся мыслить, нас не выручат промежуточные успехи. На-
гой меч перед нами, мысли острый луч! И второе – если нам повезет, мы
оказываемся в мысли вынужденными к молчанию. Поскольку в любой
шения, им воспринимается на этом же уровне, поскольку всегда есть вер- бальный мир (назовем его так), который сам порождает псевдовопросы, псевдопроблемы, псевдомысли, и отличить их от истинной мысли практи- чески невозможно. Возьмем, к примеру, пушкинскую фразу «На свете счастья нет, но есть покой и воля» и зададимся вопросом: можно ли, когда человек говорит «я хочу покоя» или «я стремлюсь к покою», отличить покой от стремления ленивого человека к покою? Я, например, десятки раз попадал именно в такую ситуацию со словом «покой» особенно в контексте русской куль- туры, в которой присутствует довольно сильный комплекс антимещанства и считается, что если человеку хорошо, то это плохо, значит, по определению он мещанин. Это можно было бы и дальше расшифровывать, но я возвращаю вас к реальной жизненной ситуации, когда самое большее, на мой взгляд, че- го можно хотеть, это, действительно, внутреннего покоя. Но чем в таком случае отличается этот «внутренний покой» от желания покоя ленивым человеком? Как отличать одно от другого и как сформулировать вопрос? Почему один вопрос умен, а другой глуп? Ведь само отличение умного от неумного уже было бы актом ума, но если вы актом ума отличаете си- мулякр от ума, то сам этот акт, его критерии вы не сможете определить. В курсе лекций по метафизике прозы Марселя Пруста мне приходилось уже показывать; что знаменитый роман Пруста это запись духовного странствия или мистического путешествия души в мире. Еще раз восполь- зуюсь сходством проводимой тогда аналогии этого странствия с дантов- ским путешествием по Аду, когда Данте оказался перед зрелищем знаме- нитого «чудовища обмана», которое он-то видит ясно, но вдруг чувствует, что описать его невозможно. Невозможно другому передать увиденное, поскольку для другого глаза (или уха) сказанные слова могут оказаться привычными. И проскочить мимо этих слов невозможно, так как всегда есть только те слова, которые есть. И Данте чувствует: если он скажет их, то это уже будет не то, что он видит. И тогда он вдруг восклицает: Мы истину, похожую на ложь, Должны хранить сомкнутыми устами... Почему? Потому что в то мгновение, когда вы уже почти готовы вы- сказать истину, вы вдруг обнаруживаете, что она похожа на существую- щую ложь и, если вы ее произнесете, она совпадет с существующей ло- жью. Поэтому приходится молчать. Теперь посмотрим, что же у нас получилось в продвижении по этой горной тропинке мысли? Первое чувственных радостей мы лишились; если мы собираемся мыслить, нас не выручат промежуточные успехи. На- гой меч перед нами, мысли острый луч! И второе если нам повезет, мы оказываемся в мысли вынужденными к молчанию. Поскольку в любой 63
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- …
- следующая ›
- последняя »