Российское государство в начале XX века. Слезин А.А - 58 стр.

UptoLike

духовному облику, замораживало ее духовно, поддерживая и до известной степени оправдывая ее поли-
тический моноидеизм («Ганнибалову клятву» борьбы с самодержавием) и затрудняя для нее возмож-
ность нормального духовного развития. Более благоприятная, внешняя обстановка для этого развития
создается только теперь, и в этом, во всяком случае, нельзя не видеть духовного приобретения освобо-
дительного движения. Вторым, внутренним фактором, определяющим характер нашей интеллигенции,
является ее особое мировоззрение и связанный с ним ее духовный склад.
…Русской интеллигенции, особенно в прежних поколениях, свойственно также чувство виновности
пред народом, это своего рода «социальное покаяние», конечно, не перед Богом, но перед «народом»
или «пролетариатом». Хотя эти чувства «кающегося дворянина» или «внеклассового интеллигента» по
своему историческому происхождению тоже имеют некоторый социальный привкус барства, но и они
накладывают отпечаток особой углубленности и страдания на лицо интеллигенции. К этому надо еще
присоединить ее жертвенность, эту неизменную готовность на всякие жертвы у лучших ее представите-
лей и даже искание их. Какова бы ни была психология этой жертвенности, но и она укрепляет настрое-
ние неотмирности интеллигенции, которое делает ее облик столь чуждым мещанству и придает ему
черты особой религиозности.
…В русском атеизме больше всего поражает его догматизм, то, можно сказать, религиозное легко-
мыслие, с которым он принимается. Ведь до последнего времени религиозной проблемы, во всей ее ог-
ромной и исключительной важности и жгучести, русское «образованное» общество просто не замечало
и не понимало, религией же интересовалось вообще лишь постольку, поскольку это связывалось с по-
литикой или же с проповедью атеизма. Поразительно невежество нашей интеллигенции в вопросах ре-
лигии. Я говорю это не для обвинения, ибо это имеет, может быть, и достаточное историческое оправ-
дание, но для диагноза ее духовного состояния. Наша интеллигенция по отношению к религии просто
еще не вышла из отроческого возраста, она еще не думала серьезно о религии и не дала себе сознатель-
ного религиозного самоопределения, она не жила еще религиозной мыслью и остается поэтому, строго
говоря, не выше религии, как думает о себе сама, но вне религии. Лучшим доказательством всему этому
служит историческое происхождение русского атеизма. Он усвоен нами с Запада (недаром он и стал
первым членом символа веры нашего «западничества»). Его мы приняли как последнее слово западной
цивилизации, сначала в форме вольтерьянства и материализма французских энциклопедистов, затем
атеистического социализма (Белинский), позднее материализма 60-х годов, позитивизма, фейербахов-
ского гуманизма, в новейшее время экономического материализма и самые последние годы крити-
цизма. На многоветвистом дереве западной цивилизации, своими корнями идущем глубоко в историю,
мы облюбовали только одну ветвь, не зная, не желая знать всех остальных, в полной уверенности, что
мы прививаем себе самую подлинную европейскую цивилизацию.
…Интеллигенция стала по отношению к русской истории и современности в позицию героического
вызова и героической борьбы, опираясь при этом на свою самооценку. Героизм вот то слово, которое
выражает, по моему мнению, основную сущность интеллигентского мировоззрения и идеала, притом
героизм самообожения. Вся экономия ее душевных сил основана на этом самочувствии.
Изолированное положение интеллигента в стране, его оторванность от почвы, суровая историческая
среда, отсутствие серьезных знаний и исторического опыта, все это взвинчивало психологию этого ге-
роизма. Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние героического экстаза, с явно истериче-
ским оттенком. Россия должна быть спасена, и спасителем ее может и должна явиться интеллигенция
вообще и даже имярек в частности, и помимо его нет спасителя и нет спасения. Ничто так не утвержда-
ет психологии героизма, как внешние преследования, гонения, борьба с ее перипетиями, опасность и
даже погибель. И – мы знаем – русская история не скупилась на это, русская интеллигенция развивалась
и росла в атмосфере непрерывного мученичества, и нельзя не преклониться перед святыней страданий
русской интеллигенции. Но и преклонение перед этими страданиями в их необъятном прошлом и тяже-
лом настоящем, перед этим «крестом» вольным или невольным, не заставит молчать о том, что все-таки
остается истиной, о чем нельзя молчать хотя бы во имя пиетета перед мартирологом интеллигенции.
…Хотя все чувствуют себя героями, одинаково призванными быть провидением и спасителями, но
они не сходятся в способах и путях этого спасения. И так как при программных разногласиях в действи-
тельности затрагиваются самые центральные струны души, то партийные раздоры становятся совер-
шенно неустранимыми. Интеллигенция, страдающая «якобинизмом», стремящаяся к «захвату власти», к
«диктатуре», во имя спасения народа, неизбежно разбивается и распыляется на враждующие между со-
бою фракции, и это чувствуется тем острее, чем выше поднимается температура героизма. Нетерпи-
мость и взаимные распри суть настолько известные черты нашей партийной интеллигенции, что об этом
достаточно лишь упомянуть. С интеллигентским движением происходит нечто вроде самоотравления.