Смысл жизни человека в философско-антропологическом измерении. Стрелец Ю.Ш. - 106 стр.

 абсолютного содержания. На самом деле, он выступает против "убогости"
бытовой морали, отражающей земную логику жизни. Как и другой герой
Достоевского (Иван Карамазов), он мог бы сказать: " В Бога верю, но мира
его не принимаю": таково краткое выражение внутреннего
метафизического раскола между совестью и ответственностью, которое, на
наш взгляд, лежит в основе философско-художественных размышлений
Достоевского.
      В том случае, когда человек самоопределяется целиком, из анти-
номичности требований бытовой морали нет выхода, помимо обращения к
ее трансцендентным планам. Восприятие абсолютной вести требует
адекватного, бытийного же ответа. Таким образом, корень трагедии
Раскольникова лежит в пропасти между его, пусть превращенным,
восприятием абсолютной вести и негативно вершинным, но бытовым, по
сути, действием. Диапазон между ними столь огромен, что Раскольникова
и в остроге не мучает совесть, так как она бытийно эксплицируется
равномощной ответственностью, которую не признает герой романа:
"Конечно, нарушена буква закона и пролита кровь, ну и возьмите за букву
закона мою голову...и довольно".1 Он понимает, что столкнулся с
Абсолютом, но рефлексирует свое положение по-прежнему бытовым
образом... "Голова" не равна предназначению жизни...
      Трагедийность фигуры Раскольникова делает ее современным
аналогом Эдипа, так же убившего самого себя в лице другого человека.
Различие обусловлено христианской эпохой, когда предельно явно был
выражен бытийный запрет не только на отцеубийство, но и на убийство
вообще.
      Заповедь "не убий" Раскольников признает, но ответственности перед
людьми не чувствует: "Не будь ребенком, Соня... В чем я виноват перед
ними?... Они сами миллионами людей изводят, да еще за добродетель
почитают".2 Совесть бытовую он отвергает, соглашаясь с бытийной, однако
понимает, что поступок, им совершенный, на уровень бытийного "не
тянет", значит не дает ответить по-настоящему. "Кровь по совести"
оказывается ложным кентавром: необходимо либо перестать рассуждать о
совести, как это делают "сверхчеловеки", либо не замахиваться на
преступление. Раскольникову мал бытовой масштаб преступления, а
бытийный не может быть оправдан. Слияние бытового и бытийного
оказывается невозможным в поступке (убийстве), исключающем бытийно-
абсолютное "не убий". Так рождается трагедия человека, поставившего
перед собой практически задачу, которая по плечу, разве что, дьяволу и
иже с ним: "Но те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не
вынес, и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот

1
    Там же С. 551
2
    Там же С.436


106