Смысл жизни человека в философско-антропологическом измерении. Стрелец Ю.Ш. - 29 стр.

 друга «как бы»: понимаем, что не понимаем и чувствуем, что не
чувствуем» /Мардов И.Б. Мнимодушевность. //Вопр. философии. -1994.-№
4, С.171/. Отталкиваясь в своем анализе от «Крейцеровой сонаты» Льва
Толстого, он воспроизводит внутренний спор ее героя: «Говорят, что
музыка возвышает душу. Вздор, неправда! - парирует герой Толстого. -
Она действует, страшно действует, я говорю про себя, но вовсе не
возвышающим душу образом. Как вам сказать? Музыка заставляет меня
забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое- то
другое, не свое положение: мне под влиянием музыки кажется, что я
чувствую то, чего я собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не
понимаю, что могу то, чего не могу».
      Эти потери на уровне Буквы С не следует и преувеличивать. Мы
знаем, чем становится человек, увлеченный исключительно техникой быта
и не имеющий возможности, способности, желания выйти на технику
Бытия. Буква С, держащая на своих плечах классику, традицию, Предание,
все же связывает людей в социуме, придает некоторую логику и
осмысленность нашему существованию, хотя бы знакомя нас с внутренним
имманентным содержанием собственной души и с реально
происходившим (происходящим) у некоторых из людей опытом прорыва в
трансцендентное измерение Духа. Таков, очевидно сложный путь
самоопределения человека и человечества: он означает осознание на
рефлексивном уровне неразрывной связи и, в то же время, глубинной
отчужденности трансцендентного и имманентного планов человеческого
бытия, укорененности человека в сакральном и развертки его
существования в этом мире.
      С одной стороны, как говорит Ф.Ницше, «наша современная
культура именно потому и имеет характер чего-то неживого, что ее
совершенно нельзя понять вне этого противоречия, или, говоря иначе, она,
в сущности, и не может вовсе считаться настоящей культурой; она не идет
дальше некоторого знания о культуре, это мысль о культуре, чувство
культуры, она не претворяется в культуру решимости», а с другой
стороны, рефлексивная Буква является пусть и несовершенным, но
изображением совершенного, которое иногда позволяет человеку взойти к
нему. Буква более милостива к людям, чем идеал... Идеал интересен тем,
что наше внимание, так или иначе, фокусируется на нем самом; Буква же,
как некий «знак символа» указывает на то, что выше и дальше нее.
      Плодотворной представляется также интерпретация соотношения
Идеала и Буквы при взгляде на человека, его природу и предназначенье.
      На рефлексивном уровне это соотношение эксплицируется как
взаимодействие, и даже противоборство двух основных парадигм быта:
долга и счастья.




                                                                      29