Смысл жизни человека в философско-антропологическом измерении. Стрелец Ю.Ш. - 40 стр.

UptoLike

Составители: 

Рубрика: 

Философия в лице метафизики давно включила в свой арсенал
аксиоматический подход, имеющий духовно-универсальное значение и
вовсе не размывающий специфику философии, не сциентистский. Таковы у
Декарта: «когито»; абсолютно простая и чистая идея Бога; метафизическое
«апостериори»»: «Мир определился именно этим, а не иным образом. А то,
что потом это выступает по отношению ко всему остальному в качестве
априорной структуры, - уже другой вопрос» (М.Мамардашвили.
Картезианские размышления. М., 1993, С.76-77).
Декартовская очевидность, разумеется, отлична от математической.
Здесь - специфика философии. Очевидность любого рода еще должна быть
испытана самим человеком, на себе лично. Когитальное «узнавание»-«я
есмь» - это выход в трансценденцию и, одновременно, вход последней в
экзистенцию. Эта редкостная встреча и порождает философский опыт во
всей его полноте и целостности.
Такая распластанность человеческого существа между
трансцендентным и имманентным планами бытия, между чувственно
воспринимаемым миром и миром интеллигибельных
(трансинтеллигибельных) сущностей создает огромную метафизическую
напряженность, которая не снимается, а усугубляется исследованием
метафизического - рационального, по своей сути, но иррационального по
объекту приложения, лежащего между выразимым и невыразимым.
Отсюда, кстати, можно сделать вывод о том, что обучение философии - не
передача знания, а помощь во «втором рождении», в глубокой
онтологической перестройке всего человека как метафизической материи.
И каждый, в принципе, мог бы спросить себя о том метафизическом
уровне, на котором он находится. Сделать это довольно трудно, так как
букв (аксиом) метафизики меньше, чем в алфавите «внешнего» языка, но
их глубина, исходящая из вселенского духовного наполнения, неизмеримо
большая. Это-то и рождает знаменитое декартово «сомнение» как
необходимое начало включения в мысль. У Аристотеля же таким
«включателем» было «удивление».
Метафизическая материя Универсума включает в себя и светлые,
прозрачные и темные, непроницаемые элементы, необходимые, очевидно,
так же, как деталь в кинопроекторе, называемая «обтюратор». Она,
вращаясь, периодически перекрывает световой поток, обеспечивая
человеческому глазу возможность видеть не смазанные полосы, а
различенные, дискретные цвета и фигуры.
Метафизика, пытаясь проникнуть в эти темные элементы, не
претендует на остановку их движения - «не нами запущено, не нам и
останавливать». Она, возможно, только подготавливает человека
(человечество?) к новому зрению, к принципиально иной картине мира.
Метафизика и раздвигает пределы нашего видения Универсума, и
обозначает их, обращаясь к собственной аксиоматике: «Итак, во-первых,
40
       Философия в лице метафизики давно включила в свой арсенал
аксиоматический подход, имеющий духовно-универсальное значение и
вовсе не размывающий специфику философии, не сциентистский. Таковы у
Декарта: «когито»; абсолютно простая и чистая идея Бога; метафизическое
«апостериори»»: «Мир определился именно этим, а не иным образом. А то,
что потом это выступает по отношению ко всему остальному в качестве
априорной структуры, - уже другой вопрос» (М.Мамардашвили.
Картезианские размышления. М., 1993, С.76-77).
      Декартовская очевидность, разумеется, отлична от математической.
Здесь - специфика философии. Очевидность любого рода еще должна быть
испытана самим человеком, на себе лично. Когитальное «узнавание»-«я
есмь» - это выход в трансценденцию и, одновременно, вход последней в
экзистенцию. Эта редкостная встреча и порождает философский опыт во
всей его полноте и целостности.
      Такая     распластанность    человеческого    существа     между
трансцендентным и имманентным планами бытия, между чувственно
воспринимаемым         миром       и      миром       интеллигибельных
(трансинтеллигибельных) сущностей создает огромную метафизическую
напряженность, которая не снимается, а усугубляется исследованием
метафизического - рационального, по своей сути, но иррационального по
объекту приложения, лежащего между выразимым и невыразимым.
Отсюда, кстати, можно сделать вывод о том, что обучение философии - не
передача знания, а помощь во «втором рождении», в глубокой
онтологической перестройке всего человека как метафизической материи.
И каждый, в принципе, мог бы спросить себя о том метафизическом
уровне, на котором он находится. Сделать это довольно трудно, так как
букв (аксиом) метафизики меньше, чем в алфавите «внешнего» языка, но
их глубина, исходящая из вселенского духовного наполнения, неизмеримо
большая. Это-то и рождает знаменитое декартово «сомнение» как
необходимое начало включения в мысль. У Аристотеля же таким
«включателем» было «удивление».
      Метафизическая материя Универсума включает в себя и светлые,
прозрачные и темные, непроницаемые элементы, необходимые, очевидно,
так же, как деталь в кинопроекторе, называемая «обтюратор». Она,
вращаясь, периодически перекрывает        световой поток, обеспечивая
человеческому глазу возможность видеть не смазанные полосы, а
различенные, дискретные цвета и фигуры.
      Метафизика, пытаясь проникнуть в эти темные элементы, не
претендует на остановку их движения - «не нами запущено, не нам и
останавливать». Она, возможно, только подготавливает человека
(человечество?) к новому зрению, к принципиально иной картине мира.
      Метафизика и раздвигает пределы нашего видения Универсума, и
обозначает их, обращаясь к собственной аксиоматике: «Итак, во-первых,


40