Смысл жизни человека в философско-антропологическом измерении. Стрелец Ю.Ш. - 91 стр.

 (привнесенные), объективные и субъективные, истинные и частные; эти
дистинкции отразили суть основного подхода к жизни, ее понимания как
принципиально двууровневой, представленной эмпирическими и
идеальными элементами, в контексте, соответственно, времени и вечности.
Связь трансцендентного и имманентного планов бытия изображалась как
основная, определяющая все содержание и механизм нравственной жизни;
      6)   анализ выделенных целей человеческого существования в
контексте основных ценностно-императивных программ сопровождался
негативной оценкой эвдемонистической и утилитаристской трактовки
проблемы содержания, цели и смысла жизни человека;
      7) стремление к синтетическому образу мира и жизни в нем человека
не привело к уменьшению роли живой и конкретной человеческой
индивидуальности, а, наоборот, исходило из ее субстанциальной
значимости. В этом пункте метафизическая и экзистенциальная трактовки
человеческого бытия, по существу, совпадают: человек как существо,
одновременно, познающее и оценивающее, и находит смысл жизни, и
привносит его в свое бытие. Смысл обнаруживается "на пересечении" идеи
и ценности, рефлексируется человеком как "правда", или истина жизни в
ее организующем и ориентирующем значении.
       Таким образом, смысложизненная проблематика этических
исследований должна была базироваться на тождестве теоретического и
нормативного как основе выявления их содержательной специфики. Эта
специфика конституирована не рефлексивным, где они принципиально
едины, а онтологическим планом нравственного бытия человека. Здесь
можно различить поведенческую и смысложизненную стороны этики как
жизнеучения, отражающие противопоставленность социально-личностных
и уникально-индивидуальных истоков морали. Практически все русские
философы конца ХIХ − начала ХХ вв. различали эти истоки, что
выразилось в постулировании разрыва между "должным" и "сущим",
истинными и частными целями, "этикой закона" и “этикой благодати
(творчества, совершенства)”. Была, однако, сделана знаменательная
попытка1 объединить поведенческую и смысложизненную стороны
нравственности на базе трактовки заповедей Христа как духовного учения,
синтезирующего все ожидания и устремления человечества. Этим мы
обязаны писателю – философу Л.Н.Толстому, которого угнетала мысль о
вечном разрыве должного и сущего, и который взглянул на эту проблему с
точки зрения возможности их конкретного и действительного совмещения
в человеческой жизни. Жажда практического воплощения на грешной
земле учения Христа (которое он отделял от учения христианской церкви)
привела его к позиции, утверждающей духовность как высший синтез
религии и нравственности. Возможность данного синтеза он видел в
1
    Значение данного подхода выделено нами текстовым образом. (Ю.С.)



                                                                       91